Похищенное счастье батожабай читать онлайн

Dating > Похищенное счастье батожабай читать онлайн

Download links: → Похищенное счастье батожабай читать онлайн → Похищенное счастье батожабай читать онлайн

Зачем нам путаться в дела всей России? А Буладу уже одиннадцать лет. Прибывший с богомольцами в столицу Халха-Монголии, Аламжи с утра до ночи пропадал у торговых рядов.

Образ героя, его своеобразие и богатство обусловлены во многом особым синтезом фольклорного и литературного. Тут-то и прибыл в Забайкалье Туван-хамбо. Батожабая «Ход конем», появившаяся в 1954 году. Основные персонажи трилогии, чьи определяют развитие сюжета, суть следующие: главный герой Аламжи, его отец Наван-Чингис, его жена Жалма и сын Булат, его друг Ван Тумэр и враг Самбу-лама и т. На перекрестке улиц возник летучий митинг. Пространство — это наиболее архаичная и вместе с тем всегда актуальная категория в системе бурятского словесного творчества. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во Введении обосновывается актуальность темы, определяются цели и задачи, раскрывается теоретическая и практическая значимость работы, ее научная новизна, формулируются основные положения, выносимые на защиту, конкретизируются объект и предмет исследования. Там, в деревянных гробах, заживо похоронены узники. Жалма положила руку на плечо Горбуну и посмотрела ему в глаза.

Батожабая «Барометр показывает бурю» стала значительным завоеванием бурятской литературы и бурятского искусства. Туван-хамбо сидел на олбоках, плотно сжав тонкие губы.

Похищенное счастье. Даширабдан Батожабай - Заходящее солнце скользнуло по земле.

На правах рукописи ТЫХЕЕВА Дугарма Юндуновна ЭПИЧЕСКИЕ ТРАДИЦИИ В ТРИЛОГИИ Д. БАТОЖАБАЯ «ПОХИЩЕННОЕ СЧАСТЬЕ» Специальность 10. Смолина, 24 а, ГОУ ВПО «Бурятский государственный университет», конференц-зал. С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Бурятского государственного университета г. Смолина, 24 а, Бурятский государственный университет. Электронная версия автореферата размещена на сайте www. Ученый секретарь диссертационного совета ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ Актуальность исследования. Обращение к проблеме своеобразия воплощения эпических традиций в исторически складывающихся романных жанровых формах является актуальным вопросом , так как позволяет проследить как тенденции общего поступательного хода формирования национальной литературы, так и специфику индивидуальной творческой лаборатории писателя. Современное понимание проблем традиций в функциональном развитии литературы требует активизации исследовательской работы и переосмысления творчества писателей. В ситуации смены исследовательских парадигм научный интерес представляет эпическое творчество известного бурятского писателя Даширабдана Одбоевича Батожабая, представленное в различных жанрах, от басен, поэм, повестей до романа-трилогии «Похищенное счастье». Произведения позволяют определить не только роль эпических традиций в развитии бурятской литературы, но и выявить значение авторского вклада в этот процесс. Творческое лицо писателя, его новаторство, степень значительности воссоздаваемой им жизни выражаются, прежде всего, в определенной системе закономерно связанных и взаимодействующих традиционных эпических и реалистических изобразительно-выразительных средств. Определение закономерностей этих процессов, логики художественных исканий автора дает представление о мировоззрении писателя, позволяет выявить своеобразие национальной картины мира, национальной ментальности и осмыслить судьбу традиционного сознания в современности. Выявляя жанровые истоки творчества писателя, можно увидеть процессы преемственности в развитии художественного слова. Историческая поэтика, рассматривающая жанры как явление развивающееся, дает возможность понять закономерности функционирования традиций в новых условиях. Данное исследование предусматривает системный анализ эпических традиций в творчестве одного писателя в контексте жанрообразующих процессов в бурятской литературе. Исследование трансформации эпических традиций в процессе литературного развития позволяет определить национальное как в индивидуальном, авторском поиске, так и в литературе в целом. Творчество вызывало и вызывает живейший интерес у литературоведов, своеобразие и значимость творчества писателя отмечены в работах как филологов, так и начинающих: , , , , Ш. Опубликовано также немало статей о жизни , об идейно-тематической проблематике его произведений в контексте биографии. В исследованиях, посвященных творчеству писателя, совершенно справедливо утверждение о наличии традиций эпоса в специфике восприятия мира и соответственно его отображения в творчестве писателя и, в частности, в трилогии «Похищенное счастье». Между тем отсутствие тщательной разработки проблемы вольно или невольно нивелирует саму проблему. По нашему мнению и убеждению, назрела необходимость создания специального исследования, посвященного эпическому наследию писателя, своеобразие и значимость которого заключаются в присутствии в ней по воле автора или генетически творчески освоенной эпической традиции. Цели и задачи исследования — выявить роль эпических традиций и их трансформацию в образно-структурной системе трилогии. Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач: - определить роль и значение фольклорных традиций в формировании малых жанров прозы ; - выявить смысл и особенности трансформации эпических мотивов в создании жанровой структуры трилогии; - определить роль и место традиций в организации сюжетно-композиционной основы трилогии; - выявить своеобразие категорий времени и пространства в романе; - обосновать закономерности эпических составляющих концепции мира и человека в сюжете трилогии. Объектом исследования является трилогия «Похищенное счастье» в ее связях с бурятской эпической традицией. Предмет исследования: особенности художественного освоения эпических традиций при создании трилогии. Научная новизна заключается в том, что данная работа представляет собой первый опыт диссертационного исследования эпического творчества , выявляющего логику влияния устнопоэтических традиций в формировании творчества писателя, дающего целостное представление об образной и сюжетной структуре трилогии «Похищенное счастье». Определение роли эпических традиций в творчестве расширяет и углубляет представления о закономерностях формирования бурятской литературы, дает возможность принципов художественного отражения действительности в национальной прозе в целом. Методологической и теоретической основой диссертации послужили труды , , , , , , , , и др. В диссертации использованы также материалы и положения, содержащиеся в исследованиях таких бурятских литературоведов и фольклористов, как , , , , , , , и др. Методы исследования — историко-генетический, сравнительно-сопоставительный, метод анализа. Основные положения, выносимые на защиту: 1. Творчество отражает основные закономерности жанрообразования. Формирование пространственно-временной и сюжетно-композиционной организации произведений малых жанров определяется творческой трансформацией как фольклорной, так и восточной повествовательной традиции. В создании универсального, целостного мира на рубеже столетий писатель реализует идеи евразийского начала, придающие трилогии «Похищенное счастье» особый масштаб эпического повествования, его национальное своеобразие. Мотивы фольклорных сюжетов, сохраняя в целом свою эпическую основу, претерпевая сложную авторскую трансформацию и интерпретацию, позволили писателю создать творческую картину «стяжения» эпического фольклорного и литературного начал как плодотворный прием современного художественного текста. Художественная целостность трилогии обусловлена и реализацией циклической сюжетной схемы, присущей фольклору, придающей трилогии ее жанровое своеобразие. Образ героя, его своеобразие и богатство обусловлены во многом особым синтезом фольклорного и литературного. Теоретическая и практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы в дальнейших научных исследованиях по истории бурятской литературы. Обращение к эпическому творчеству открывает ряд литературоведческих перспектив: создание целостной системы взаимосвязи традиционного и современного при написании монографий, разработке учебно-методических комплексов, которые способствовали бы осмыслению не только специфики творчества , но и бурятской литературы в целом в контексте национальных литератур народов России. Апробация и реализация результатов работы. Основные положения диссертации изложены в докладах на ежегодных научно-практических конференциях преподавателей и аспирантов Бурятского государственного университета Улан-Удэ, , международных научных конференциях: «Мир фольклора в контексте истории и культуры монгольских народов» Иркутск, 2006 , «Баяртуевские чтения — 1. Мир бурятских традиций в контексте истории и современности» Улан-Удэ, 2008 , «Современность в зеркале рефлексии: язык — культура — образование» Иркутск, 2008 ; региональных и республиканских научно-практических конференциях: «80 лет системе повышения квалификации работников образования » Улан-Удэ, 2003 , «Найдаковские чтения — 2» Улан-Удэ, 2006. По теме диссертации опубликовано 10 статей, в том числе 1 статья в рецензируемом научном издании «Вестник Читинского государственного университета» 2008. Результаты диссертационного исследования используются в практике вузовского преподавания истории бурятской литературы в Бурятском государственном университете г. Улан-Удэ , при чтении лекций в Республиканском институте кадров управления и образования г. Соответствие диссертации области исследования специальности. Полученные результаты научного исследования соответствуют пунктам 4 и 5 паспорта специальности 10. Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы, включающего указатель произведений. Общий объем диссертации составляет 188 страниц, из них основной текст — 171 страница. Список использованной литературы включает 180 наименований. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во Введении обосновывается актуальность темы, определяются цели и задачи, раскрывается теоретическая и практическая значимость работы, ее научная новизна, формулируются основные положения, выносимые на защиту, конкретизируются объект и предмет исследования. В первой главе «Эпические традиции и их жанрообразующая роль» рассматриваются произведения малых жанровых форм прозы , выявляются особенности формирования жанров в их связи с эпической традицией, определяются место и роль трилогии «Похищенное счастье» в жанрообразующем процессе бурятской романистики, раскрывается система эпических мотивов в трилогии как жанрообразующий фактор. Обращение жанровых форм к этому жанру, имевшему широкое распространение в фольклоре, представляется закономерным для бурятских писателей и характеризует начальный этап творческого пути многих из них. Своеобразие поэмы заключается не только в воспроизведении основных сюжетных моментов эпоса, но, прежде всего, в их творческом переосмыслении применительно к реалиям современности. Так, в поэму «Сэсэн Сэнгэ» О мудром Сэнгэ, 1954 вошли элементы социалистической идеологии: классовая типизация героев, изображение угнетения бедных слоев, скрытый смысл на революционное восстание народных масс с поддержки русского народа, мотив дружбы народов и т. Происходит определенная трансформация в изображении героя: Сэнгэ действует не только для народного блага, но и ради своих личных целей, в его образе нет гиперболизации физической силы, больше доминируют плутовские качества. И здесь, на наш взгляд, и происходит отход от эпического идеала и приближение его к реалистическому изображению. В то же время содержание поэмы позволяет говорить об определенной общности эпического раскрытия жизни в фольклоре и литературе: во-первых, это временная организация повествования, сходная с обозначением времени в фольклоре, также общим принципом является устремленность к восстановлению равновесия противоборствующих сил, и отсюда нарушение исходного миропорядка и попытка его восстановления. Финалом поэмы становится достижение нового, которое мыслится гармоническим, — это также является эпической традицией заключительные строки описывают всеобщее счастье, герой обрел родителей, а народ — спокойную мирную жизнь. На стилистическом и языковом уровнях произведения выявляются как фольклорные приемы, так и литературные принципы изображения персонажей. В поэме высока частотность употребления постоянного эпитета, характерного для устного эпоса и в целом для фольклорной эстетики, не ставящей задачи глубокого анализа внутреннего мира человека: при показе главного героя даются следующие характеристики: «үншэн Сэнгэ хүбүүн» сирота Сэнгэ , «сэсэн Сэнгэ хүбүүн» умница Сэнгэ «габшагай hүбэлгэн Сэнгэ проворный, сметливый Сэнгэ. Зарождение же собственно литературных способов изображения прослеживается в выразительных внешних характеристиках и в показе точки зрения героя, его субъективной оценки происходящего. В ранней поэме выявляется большое разнообразие жестовых характеристик, содержащих эмоционально-психологическую оценочность. Таким образом, в эпической поэме наблюдается определенная трансформация фольклорных традиций. Малые эпические жанры, такие как басни, рассказы и повести, разнообразно представленные в творчестве писателя, позволяют увидеть процесс освоения эпических традиций, проследить их истоки, исторические пути формирования и трансформацию — все то, что обусловило их своеобразие. Смысловая и художественная значимость произведений писателя выявлена в претворении как эпических традиций фольклора, так и восточной повествовательной традиции. В диссертационном исследовании определена роль последней в формировании сюжетного мастерства Д. Батожабая: сюжеты индийской повествовательной прозы органично вошли и трансформировались в рассказах и баснях. Так, в данном параграфе сопоставляется бытование панчатантровского сюжета об «изнуренном коте» в рассказе «Буян хэдэг миисгэй» Кот-наставник, 1981 и в повести «Шалхуу Рабданай хөөрөөн» Рассказы Шалхуу Рабдана, 1991. В данной повести сказочный сюжет является вставным рассказом, в нем существенно сокращена сюжетная роль старой мудрой мыши, однако сохраняются фольклорные мотивы случайности приобретения котом четок и последующего учительства кота, сохранен финал как разоблачение лжеучителя. Следует отметить, что трансформирует сказочный мотив приобретения четок в мотив случайности — в первоисточниках кот сам похищает их. Также автором реализована дидактическая традиция извлекать моральный смысл и вывод из динамично выстроенного сюжетного действия. Необходимо отметить, что в дальнейшем творчестве писателя роль случая в сюжете произведений будет составлять существенный момент его поэтики. Мастерство сюжетного искусства в сочетании с определенной долей назидательности прослеживается и в малых эпических жанрах — в баснях. Общеизвестна сатирическая направленность творчества писателя, его острая критика недостатков общественного развития и человеческих пороков, что проявилось и в драматических, и в эпических произведениях. Батожабая немногочисленны, но они отличаются четкостью сюжетного построения, злободневным характером, острой критикой современности. Так, в басне «Муу хара мэхэ» Черное коварство раскрывает интригу, используя известный традиционный мотив «двойного одурачивания», когда лиса обманывает и льва, и медведя. Мотив усилен моментом градации: по отношению к медведю наговор лисы не просто обман, а губительная клевета. Мораль и оценка даются только в названии басни, в финале предстает торжество коварной и изворотливой Лисы. Этот сюжетный момент характерен для писателя своей выразительностью и содержательностью в создании самого сюжетного действия. Другая басня «Арhан далитай олбо» Летучая белка близка предыдущей: в центре ее известный сказочный сюжет про летучую мышь, которая в зависимости от ситуации причисляет себя к зверям или же к птицам. Ситуация осовременена мотивом необходимости платы налогов. Индийский сюжетный источник очевиден в наименовании царя птиц как птицы Гаруди, которой летучая белка заявляет о том, что относится к зверям и платит все налоги Льву. Льву же она заявляет, что она птица, так как имеет крылья, и платит налог царю птиц. Структура сюжетной ситуации заключается в наличии неких препон или же затруднения, выход из которых достигается с помощью ловкости и изворотливости, некоего остроумного поворота. Такая ситуация всегда привлекала внимание писателя — ловкость и плутовство осуждаются им не всегда. В данном случае позиция автора обусловлена еще и жанровым каноном басни. Влияние традиций «обрамленной повести» выявлено в композиции повести «Рассказы Шалхуу Рабдана», где используется рамочный сюжет — история ребенка, в нее же включены различные истории из жизни, раскрытые устами рассказчика — самого героя. В структуре повести выявляется сложное взаимодействие: авторская позиция умудренного жизненным опытом человека вбирает в себя точку зрения героя-ребенка сами рассказы и рассказывания Шалхуу Рабдана , причем выражается отношение автора и к изображенному миру, и к самому процессу рассказывания. В рассказах Шалхуу Рабдана можно выявить различные этапы становления и эволюции героя, но организующим началом является не естественная хронологическая последовательность событий, а те события — случаи, которые оставили неизгладимый отпечаток в памяти. Жизненная биография реального героя раскрывается в серии рассказов, объединенных задачей раскрытия внутреннего мира рассказчика, его восприятия, открытия им внешнего мира. Жанровое своеобразие этого произведения определяется фрагментарностью и в определенной степени самостоятельностью отдельных частей, которые представляют в большинстве своем законченные рассказы-истории. Сопоставление повестей «Рассказы Шалхуу Рабдана» и «Багшашни хэн бэ? » Кто твой учитель? Батожабая становится освоение биографических факторов с их сосредоточенностью на этапах формирования личности, с показом реального мира через призму индивидуального сознания. Таким образом, данные повести осваивают современность на основе личного жизненного опыта героя-рассказчика. В повести «Адуушанай дуун» Песня табунщика, 1955 выявлены также сюжетно-композиционные элементы устного эпоса: выезд в дорогу, испытание и возвращение, и такие черты, как идиллический пейзаж родины, определенная степень идеализации героя. Таким образом, существенную роль в становлении малых жанров в творчестве играют эпические традиции, становящиеся основой для дальнейших художественных поисков автора. Анализ романа-трилогии «Похищенное счастье» в контексте жанрообразующих процессов бурятской романистики выявляет закономерности формирования историко-революционного романа. Основа сюжета романа — национальная картина формирования личности, путь же к осознанию необходимости революционного изменения жизни становится следствием борьбы за личное счастье. Любовь романных героев бурятской литературы Дэлгэра и Сэсэгмы «Степь проснулась» Ж. Тумунова , Цыремпила и Должид «На утренней заре» Х. Намсараева , Ута Мархаса и Мани «Поющие стрелы» А. Бальбурова приходит в противоречие с традиционными представлениями о семейных отношениях, препятствием на пути к личному счастью героев становится решение родителей, определяющих судьбы своих детей. В борьбе за право соединить свою судьбу с любимой, выбранной по собственного сердца, а не по решению старших, герои переступают через общественные законы. Так, герои романов Ж. Намсараева Дылгер и Цыремпил вопреки воле родителей невесты и сватов-богачей уводят своих любимых от принудительного брака и женятся на них. Вызов, брошенный ими традициям и законам общества, обусловливает их дальнейшее противостояние с обществом и приход к революции. Трагически складывается любовная история Ута Мархаса и Мани — героев романа А. Семейная жизнь Мани, насильно выданной замуж за сына шамана Пилу Орбода, закономерно ведет ее к гибели, и месть за нее определяет путь Ута Мархаса в революцию. Через сходную сюжетную перипетию раскрывается личностная проблематика и в трилогии «Похищенное счастье»: в судьбе главных героев Аламжи и Жалмы и героев вставных историй Галсана и Даримы, Тумэр-тайжи и Мэдэг также узнаваема данная сюжетная схема. Своеобразие же ее трактовки у Д. Батожабая, в отличие от Ж. Намсараева, в трагическом финале истории любви как центральных героев, так и дуплицирующих ее историй. Выявляется следующий жанрообразующий процесс в бурятской романистике: совмещение внешнего преодоления пространства что свойственно всем ранним формам романа и внутреннего преображения героев, в данном случае под воздействием революционной идеологии что свойственно романам на развитых стадиях развития литературы. Но если герои Х. Тумунова проходят путь эволюции, то герой Д. Батожабая статичен и не претерпевает качественного изменения в своем развитии. Возможно, это объясняется более широким временным охватом разлома эпох на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий. Эпический принцип сопряжения мира и человека выразился в выявлении конфликтности на самых разных уровнях: государственной политики, взаимодействии стран, борьбе религиозных влияний, в частной судьбе людей. Исторический пласт, воспроизводимый в романе , не относится собственно к революционному периоду: это конец XIX — начало ХХ вв. Но тема назревания революционных настроений занимает свое место в романе, что видно в подробном изображении жизни бедняков, в фокусировании авторского внимания на теме эксплуатации угнетенных слоев населения. В заданной панорамности показа общественной жизни разных стран прослеживаются устойчивый интерес к политическому смыслу происходящих событий, поиски закономерностей в историческом ходе развития. В основе выстраиваемой модели исторического развития на рубеже двух веков — интерес писателя к судьбе своего народа в контексте политических интересов различных государств, прежде всего, Англии и России, Японии в Азии. Если воспользоваться современной терминологией, то можно сказать, что анализирует геополитику евразийского региона на одном из рубежных его этапов, и такое представление значительно расширяет сам исторический контекст, выводя его за рамки собственно историко-революционной темы. В более же ранних изданиях и переводах эта мысль раскрывается пространнее и шире: «Все дороги ведут в Рим, — сотни лет утверждали ксендзы, а за ними это изречение повторяли и повторяют католики многих стран Европы. Это высказывание в авторском повествовании по своей сути полемично европоцентризму. Евразийская идея проявляется и в сопоставлении жизни разных стран, как европейских, так и азиатских, а также в прослеживании их борьбы за политическое влияние на континенте. Именно эта идея определяет, на наш взгляд, широту авторского замысла, своеобразие и масштаб эпического освещения жизни. Значимо в трилогии, наряду с воспроизведением «стыка» эпох на рубеже веков, изображение пространственного «стыка» между Европой и Азией, оно происходит при обобщении судеб сотен тысяч каторжников, шедших на ссылку в Сибирь: «Между Европой и Азией грань проходит по Уралу. Здесь, на невидимой черте, стоит каменный столб... С одной его стороны укреплен европейский герб с надписью «Пермская губерния», с другой — азиатский герб с надписью: «Тобольская губерния». От осознания «невидимых черт» между различными континентами, странами, национальными культурами, традициями и обычаями разных народов к поискам общих начал жизни — таков вектор философизации, идущий от исторической линии романа. Эпическое начало проявляется в понимании качественного многообразия жизни, которое создает, в конечном счете, картину целостного мирозданья. Диссертантом выделен как значительный композиционный элемент произведения, основа сюжетного построения всего романа эпический мотив встречи. Таков мотив встречи-узнавания отца и сына, который реализуется как схватка Навана-Чингиса и Аламжи. За столкновением отца и сына скрывается глубинное противоречие между традиционными представлениями, олицетворением которых является отец, и, возможно, неосознанной, но выраженной позицией сына, в которой проявились индивидуалистические устремления борющейся за свою долю личности. В трилогии соединяются два исторических варианта встречи героев: от устного эпоса — то, что центральное событие — встреча героев предстает как схватка-поединок, богатый литературный же контекст обусловлен тем, что подоплекой встреч является каждый раз «диалог-спор» разных жизненных позиций. Учитывая время рубежа двух столетий — девятнадцатого и двадцатого веков, когда происходит разлом эпох, в трилогии можно увидеть характерное для эпического произведения сопряжение всеобщего состояния мира и судеб героев. Важность этого момента в художественном единстве трилогии выражается и в дупликации основного события: в финале второй книги «Шуурган өөдэ» Навстречу буре предстает встреча Аламжи и его сына Булата, отец и сын не узнают друг друга, так как сын вырос вдали от родины, под влиянием приемной матери, русской ссыльной Искровой, Булат пришел к революционной деятельности, ведет агитацию, которая опровергает весь жизненный опыт стихийного бунтаря отца, ставшего разбойником. Происходит схватка отца и сына, за которой стоит спор идеологический. Возможность же их примирения, на наш взгляд, Д. Батожабаем, в конечном счете, исключается, что определяет трагическое звучание романа. Мотив встречи связан при этом с универсальным эпическим мотивом испытания. Сюжет произведения в целом строится как испытания героев. И этот путь, бесконечно далекий и трудный как в пространстве, так и во времени, можно приравнять к богатырскому подвигу. Но художественный замысел автора не сводится к простому воспроизведению архетипической ситуации — мотив испытания наполняется реалистическим политическим и социальным содержанием: в самом начале романа по доносу богача Намдака героя трилогии Аламжи арестовывают за то, что он спас политического заключенного, замерзавшего в степи. Традиционный мотив и проблема испытания в сюжетном развитии художественного произведения претерпевают постепенное изменение. Согласно эпической логике, Аламжи возвращается из дальней дороги. Но вместо дома он обнаруживает лишь выжженный круг и одинокий столб-сэргэ коновязь. Сокровенный мотив возвращения — преодоления пути остается, таким образом, нереализованным и в сюжетной схеме отец — сын Наван-Чингис — Аламжи и Аламжи — Булат. И если в эпосе обратный путь героя с победой обязателен, то в реалистической интерпретации Д. Батожабая встреча не состоялась уже на событийном уровне — дороги умирающего Аламжи и его сына Булата на перевале Ара Мира не сошлись. Эпический мотив возвращения связан с мотивом похищения. Аламжи, потеряв по пути в Тибет золото и по этой и другим объективным причинам не имея возможности вернуться, в качестве замены за золото крадет статую Сандалового Будды. Подменой ценностей, связанной с потерей золота и попыткой возместить его кражей статуи Будды, пытается открыть для героя пути возвышения после всех пережитых перипетий. Но и этот путь, в конечном счете, не становится нравственным, очищающим героя, он превращается в очередное падение, и результат оказывается закономерным: Аламжи приезжает не к дому, а к черному выжженному кругу своей юрты. Сюжетно-ситуативный характер эпического мотива похищения обретает глубокий философский смысл, драматическую и трагическую контекстуальность. В авторском осознании диалог разных художественных систем — фольклора и литературы — принимает форму современного синтеза, который, опираясь на эпическую традицию и опыт духовной культуры, создает сложную картину мотива, что расширяет пространство произведения в создании художественной реальности трилогии. Во второй главе «Своеобразие эпического мышления в трилогии «Похищенное счастье» рассматриваются эпические принципы и приемы сюжетно-композиционной организации трилогии, обусловившие художественную целостность и жанровое своеобразие трилогии, вопросы пространства и времени, позволяющие говорить о своеобразии философских идей автора, концепция мира и человека в трилогии и эпические формы ее воплощения. Трилогия «Похищенное счастье», несмотря на свой объем, множество сюжетных линий и персонажей, отличается внутренней целостностью. Известный бурятский литературовед назвал связующим элементом сюжетную метафору — поиски похищенного счастья. Мы отметили конкретный исторический фон и резюмирующую функцию автора-повествователя, которые также способствуют созданию причинно-следственной связи событий. Однако органическая целостность необычайно объемного текста с огромным количеством персонажей и множеством сюжетных линий требовала особых средств образования сюжета, с помощью которых оказалось бы возможным создать и организовать такой сложный повествовательный текст. Наиболее продуктивным результатом в организации и образовании сюжета романа-трилогии «Похищенное счастье» явилась художественная интерпретация традиций устного эпоса: так, трилогия содержит генеалогическую циклизацию, в ней показана жизнь трех поколений семьи: Наван-Чингиса, Аламжи и Булата. Эпическое начало трилогии сочетает на сюжетном уровне и кумулятивный, и циклический принципы построения действия, кумуляция как накопление событий предстает и раскрывается в отдельных книгах, в общем же трилогия тоже имеет циклическое построение: в первой книге герой теряет связи с родной средой, во второй книге ищет пути к утраченному дому и семье, в третьей книге обретает ясную дорогу в жизни сын героя. Таким образом, фабульная связность произведения романа-трилогии достигается за счет реализации циклического принципа организации действия. В сложном сюжете трилогии «Похищенное счастье», включающем множество линий, одна из них является основной, объединяющей. Линия Аламжи выполняет именно такую функциональную нагрузку, является тем сюжетным стержнем, который соединяет почти все сюжетные линии романа и обеспечивает фабульную связность сюжета произведения. Схематически эти соединения выглядят примерно таким образом: Аламжи — Жалма — Наван-Чингис; Аламжи — Жалма — Самбу-лама; Аламжи — Булат; Аламжи — Жалма — Галсан; Аламжи — Ван-Тумэр — Гун Эрбэд; Аламжи — Осор-лама; Аламжи — Туван-хамба — Далай-лама и т. Эпический принцип образования сюжета позволил автору создать сложные причинно-следственные связи в сюжетных линиях, которые способствовали углублению основной темы трилогии — темы поисков счастья. Все сюжетные линии трилогии основаны на динамически изменяющихся событиях вокруг судьбы героя; немалая роль в этой сложной динамичной жизни героев принадлежит перипетиям, которые придают сюжету занимательность и вызывают у читателя повышенный интерес к дальнейшему развитию событий. Все события, происходящие в жизни Аламжи и других героев произведения, описываются и прослеживаются как в поступательной пространственно-временной последовательности, так и в плане ретроспекции, ориентированной на прошлое в жизни героев. Ретроспекция позволила автору значительно расширить пространство повествования. Эпичность произведения, выражающаяся в пространственной широте и временном охвате событий, очевидна — сам образ «искания» в произведении отражает процесс движения во времени и в пространстве. Как произведение, ориентированное на циклическую композицию, роман «Похищенное счастье» воспроизводит циклическое функционирование времени и пространства. Тем самым в художественном целом намеренно или ненамеренно усиливается мифологическое начало с тенденцией к выражению через отдельные хронотопы более универсального времени-пространства и к закономерному в данной системе круговому повторению уже имевших место ситуаций. Хронотоп романа предельно конкретен: начало трилогии — зима, январь, приезд Туван хамбы, Агинский дацан; и конец трилогии — зима, подавление восстания в Чите, горный перевал Ара Мира. Перед нами замкнутая картина мира: на временном уровне круг замыкается, события в романе начинаются и заканчиваются в зимнее время. Пространство — это наиболее архаичная и вместе с тем всегда актуальная категория в системе бурятского словесного творчества. У бурят это связано, в первую очередь, с кочевым образом жизни народа в прошлом, которые формировали и его эстетические традиции, мироощущение. Вероятно, потому более важным для героев Д. Батожабая является пространственное положение, а не временное. Для Аламжи дом — это и социальный статус, и благополучие семьи, и желание обрести душевный покой. Аламжи создал для своей семьи идеальные, с точки зрения традиционного мировоззрения, условия юрту в долине, защищенную священной для бурят горой Алхана. Но этот дом не только не стал надежным убежищем, именно в нем произошли события, приведшие, в конце концов, семью героя к трагическому концу. Осмысление причин и следствий с точки зрения эпической традиции в трилогии «Похищенное счастье» дает нам возможность понять неслучайность, закономерность драматической и трагической жизни главных героев: Аламжи и Жалма, однажды нарушив целостную систему родства, утратили высшую его ценность — преемственность или удха. Пространство мира, неоднородное по своей сути и отражающее различные сферы жизни, каждая из которых обладает своими характерными чертами, является наиболее значительным в трилогии. С выезда главного героя трилогии Аламжи и пересечения им границ своего мира начинаются его злоключения в чужом мире. В приграничной зоне происходит испытание героя — встреча с разбойниками и памятный бой. Рассказы о других злоключениях героя во враждебном большей частью мире составляют следующие сюжетные звенья произведения. Происходит, как и в эпосе, количественное накопление эпизодов. Герой преодолевает огромные пространства, испытывая и преодолевая в пути немыслимые тяготы и лишения. Чужой мир оказывается для героя пространством испытаний. Традицией кочевой культуры определяется то, что лес является промежуточной зоной, степь — чаще всего идиллическим пространством. Поэтому монгольская степь первоначально воспринимается героем положительно и предстает как идиллический мир с прекрасной природой, юртами в благодатной долине, гостеприимными хозяевами. Казалось бы, отношения с этим миром должны быть для героя тесны и нерушимы. Но и здесь Аламжи подстерегают опасности. Образ монгольской степи дается и как пограничное пространство. Именно поэтому, с одной стороны, автор дает идиллическое описание и восприятие данного пространства, с другой стороны, как любая зона пересечения, это пространство таит в себе опасность Аламжи чуть было не потерял здесь своего коня и т. Кроме того, важно отметить, что персонажи «Похищенного счастья» существуют на рубеже ХIХ и ХХ вв. Таким образом, в романе можно усмотреть семантику переходного периода вообще. В художественном сознании и мышлении Д. Батожабая взаимосвязь с эпической традицией выражается в особом видении мира, который оказывается необычайно сложным. Традиционный мир помогает осмыслить причины и следствия, неслучайность и закономерность трагической судьбы героев романа. Выражение пространства и времени в оппозициях дом-мир, свой-чужой позволяет определить дополнительные смыслы, актуализированные в контексте, и через совокупность таких смыслов выявить авторские идеи и глубокий их философский смысл. Стремясь отобразить многообразные проявления жизни, Д. Батожабай предельно расширяет пространственно-временные рамки произведения. Традиционные пространственно-временные координаты имеют ключевое значение в раскрытии образов и основной темы романа-трилогии — поисков счастья, не достигающих своей художественной завершенности. В авторской концепции — создание положительных и прекрасных героев; возвышает «простого» человека и обращается к эпической традиции, которую можно увидеть и в трактовке образов и в привлечении писателем соответствующей образности и лексики. Концептуальная эпичность Наван-Чингиса, Аламжи и Булата заключена в их исключительных положительных чертах, которые усиливаются мотивом богатырства, формирующим целые эпизоды. Возвышая образы, писатель создает свой особый художественный мир. Основные персонажи трилогии, чьи определяют развитие сюжета, суть следующие: главный герой Аламжи, его отец Наван-Чингис, его жена Жалма и сын Булат, его друг Ван Тумэр и враг Самбу-лама и т. Сюжетная «роль», которую играет каждый из этих персонажей, во многих отношениях соответствует эпической традиции: типологические параллели с бурятскими улигерами обнаруживают все: разбойник Ван Тумэр, напавший на Аламжи, вначале как его враг, в последующем станет другом. В эпической традиции нередко рядом с главным героем присутствует фигура «второго богатыря» — параллелизм образа Ван Тумэра как эпического «второго богатыря» очевиден. Среди персонажей, окружающих главного эпического героя, обязателен образ жены. В образе Жалмы проявилась эпическая тенденция идеализации женского характера. Подобно эпической «небесной деве», героиня воплощает в себе необыкновенную красоту, женственность и обаяние. Эстетическое восприятие проявляется не только во внешней красоте, но и в поступках и в отношении героини к близкому человеку. Автор показывает красоту человеческих отношений, состоящую в гармонии между мужем и женой. Цели жизни, стремления и интересы Жалмы и Аламжи, как и у эпических героев, гармоничны, поэтому их отношения между собою чисты и прекрасны, они основаны на взаимном уважении и любви. Сопоставление образа Самбу-ламы, главного врага Жалмы, с демоническими образами устного эпоса представляется интересным и логичным — в данном контексте становятся ясными и смысл, и корни деяний этого отрицательного героя. Так, если отношения Аламжи и Самбу-ламы как противоборствующих сторон не сводятся к простому единоборству «силой плеч» или «силой оружия» , то предполагается использование особых приемов, направленных на уничтожение «души» противника, в данном случае хитроумное удаление Аламжи и уничтожение семьи Аламжи. «Внешняя душа» Самбу-ламы, обычно скрытая, потаенная, при преследовании Жалмы раскрывается, и обнаруживается «внутренняя душа», которая никогда не покидала его. Показательно в этом смысле сравнение ламы с хищной птицей, хищным зверем. Таким образом, обращение к эпической традиции обусловило в итоге философскую содержательность произведения — мир человека, переданный через призму эпического, становится более глубоким по значению. В разделе рассматриваются и эпические составляющие портрета, своеобразие использования автором эпических средств выразительности. У , как и в эпосе, описание внешности зависит от семантики, эмоционально-психологического состояния героев и сюжетной ситуации. В соответствии с традицией портретная характеристика главных героев дается автором в самом начале появления их в трилогии. Наиболее красочно отражены эпические черты в повторяющемся мотиве единоборства богатырей. Автор изображает многочисленные сцены, где противники уподобляются хищникам, сцепившимся друг в друга зубами, или быкам, которые вот-вот налетят друг на друга. Особой эпической гиперболизации подвергается образ отца Аламжи: о честности Наван-Чингиса и готовности протянуть руку помощи ходили легенды. Этические и эстетические ценности эпоса раскрывают черты и свойства этого характера, в образе литературного героя Наван-Чингиса особо ощущаются черты национального. Можно говорить о взаимообогащении эпического этнопоэтическим: о разрушении личности Аламжи можно говорить именно в связи с тем, что разрушаются вековые обычаи — в этнопоэтической традиции сын никогда не пойдет против воли отца. Потому эта этическая оценка героя весьма важна для автора. Создавая свой эпический мир, автор использует и соответствующие особенности психологизма в эпосе: прямое описание внешности, открытую поляризацию противоположных начал. Эмоциональная окраска персонажей часто совпадает с традиционным кодексом морали. Привлечение симпатий читателя на сторону положительных и отталкивающая характеристика других вызывают эмоциональное участие читателя в изображаемых. В трилогии «Похищенное счастье» много элементов эпической идеализации и романтизации, в других случаях — сатирического принижения. Необходимая для такого непростого жанрового образования, как роман-трилогия, выразительность портрета достигается с помощью эпических средств — сравнением и гиперболизацией. В Заключении даются выводы по диссертации, намечаются дальнейшие перспективы исследования. Эпические традиции, претворяющиеся на всех уровнях художественного произведения, сыграли важную роль в формировании жанра трилогии «Похищенное счастье». Они позволили расширить повествовательное пространство произведения, дали необходимую эпическую глубину и широту изображаемого, что в конечном итоге способствовало созданию в бурятской литературе нового жанрового образования — романа-трилогии. Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях автора: 1. Тыхеева, народного повествования и некоторые проблемы сюжетосложения в трилогии Д. Тыхеева, устного народного творчества в трилогии Д. Тыхеева, в романе Д. Батожабая «Төөригдэhэн хуби заяан». Тыхеева, мотивы в романе Д. Тыхеева, и пространство в трилогии Д. Батожабая «Төөригдэhэн хуби заяан». Тыхеева, эпического мотива в трилогии Д. Тыхеева, времени и пространства в трилогии Д. Тыхеева, дороги в трилогии Д. Иркутск, 6-9 октября 2008 г. Тыхеева, мотив встречи в романе-трилогии Д. Статья в рецензируемом издании 10. Тыхеева, традиции в трилогии Д. Издательство Бурятского госуниверситета г.